Я набираю эти первые слова, совершенно не заботясь о содержании. Как ландшафт. Одни словно холмы: садишься на санки и лишь внизу, набрав скорость, ощущаешь прилив адреналина. Другие - скалы. К ним, как к обрыву, подойти боишься, да что там - просто посмотреть. Дух захватывает одно только их присутствие и руки срываются в крик тот час же. Сегодня скалы погрязли в тумане отсутствия, под ногами слякоть, а в носу влажный, но все же приятный воздух. Поехали?

Да, пожалуй. Стоит начать. Иногда просто стоит начать, просто оттолкнуться и отдаться гравитации, что размазывает головы несносных подростков о пучины холодного асфальта. Раз, два, буква за буквой выглядывает из-за вертикальной стены мигающего курсора. Ну что собрались? Изголодались? Молчат. Но ведь и ребенку понятно, что питаются они глазами. Глазами разными: мокрыми, уставшими, в паутине лопнувших капилляров заключенными, искрящимися и скучающими, злыми и безразличными. Им нет разницы, нет дела до этого. Все глаза для них одинаковы. Белки растворяются в потоках черной слизи. Белки растворяются в застывшей черной слизи. Белки рождаются в засохшей черной слизи. Зрачки остаются, зрачки не съедены, зрачки как память, как вечное бремя, что не переваривается даже самой едкой патокой. Вчера ты видел солнце и ловил зеленые блики после, смотря на темный пол. Сегодня слизь выжрала белое, родив его снова, другое, мокрое. Зрачок оставила, как всегда. Безжалостная клоака не слышит молитв. Склонна замыкаться в цикл, жизненный, важный. Связь между ней и тобой дышит паром сухого черного. Не противься, оставь в надеждах лишь бесконечное обновление. Это не дорога, здесь истоптанные ботинки не закаляют ног. 

Вот мы и внизу. Может булыжник, а что может булыжник? Остановить? Сбить? Убить? Все то же, что и холм.