Журавли, смеющиеся в гробу - маразматическая вакханалия, проистекающая из гнилого яблока необузданности человеческой фантазии. Можно привести множество примеров, слепящих своей безбожной мерзостью лишь из-за столпов ограниченности, засевших в хлипких среднестатистических мозгах. Конечно, снова статистика, снова вероятность. Куда же без нее, когда 7 миллиардов душ готовы не готовы сдохнуть, вылизывая чужие плоти мокрыми языками, погружаясь в липкую слюну пьянящего счастья? Снова, снова, снова одно и то же. Челюсть ломает зубы от глупого нажима, видя, как мать отдает свою жизнь подрастающему в благе плоду, дабы тот с большой вероятностью сыграл свою пьесу по схожему сценарию, дай бог в другом театре, но, скорее всего, в этом же. Прогнившие доски и смрад старых кресел, лизнувших на своем веку сотни тысяч жоп, занавес, покрытый пылью, декорации "Щелкунчика", останки бродячей собаки, заблудшей умирать в темное и теплое холодной зимней ночью — таким вижу мир после собственной смерти, навязываемый мне статистикой.

В бешенстве от собственной беспомощности, как душевнобольной, запертый в комнате с белыми мягкими стенами, чьи руки скованы узлом слишком длинных рукавов за спиной. Примеряя одежду не по себе, рискуешь оказаться в том же положении, экспериментируя с прочностью длины или оказавшись рабом саркастически улыбающейся случайности.
– Тише.. Тише.. – повторяет жизнь. – Все, что тебе нужно – любовь. Все, что течет – вода. Все, что падает – уже мертво. Не стоит беспокоиться о случае, не стоит цедить золото в весенних ручьях, не стоит лелеять птицу под прицелом меткого охотника.
Ее теплая рука гладит сухие волосы, но жадные глаза ищут ветер там, где нет воздуха. Вдох. Вдох. Вдох. Раствор человека в вакууме небрежно привлекателен и весьма интересен. Собственно, человек в воздухе – это раствор человека в вакууме. Завершенный набор жизненно необходимых молекулярных структур создает информационный резонанс в виде функционирующей биомассы, повторно резонирующей при сетевом взаимодействии с аналогичными закономерностями посредством той же материи.
Жизнь – как паразит на древе вечной красоты и безмолвия. Возрадуемся же в стремлении покинуть мать, вскормившую собственным молоком детёныша совсем другого вида: без губ, ног и нежного запаха кожи; медленно программируемая аморфная клоака из мириад взаимодействий.